Татьяна Толстая

1734
Свет, допустим, гаснет. Двери Георгиевского и Андреевского залов распахиваются, врывается ОМОН. Крушит столы, сшибает с ног испуганных, повскакавших с кресел гостей, с громким чпоканьем лупит по ребрам банкиров, депутатов, олигархов там или, например, работников поп-глам-культуры: Марину Юденич, Стаса Михайлова, — зубы в крошку, силиконы полопались, потеха! Доктор Елена Малышева визжит как резаная — это же любо-дорого послушать.
«Лёгкие миры»

1735
Китаец по-русски не говорил, а переводчик перевел только, что, мол, «у вас нарушена нервная система». Я подумала и не поверила: чего-чего, а нервной системы у меня отродясь не было.
«Лёгкие миры»

1736
Как мы знаем, Вселенная всегда откликается на наши просьбы и запросы, но неточно, словно недослышав.
«Девушка в цвету»

1737
Мне было восемнадцать лет, мне хотелось привнести разумность и порядок в устройство почтовой службы, если не всего мироздания, хотелось быть полезной.
«Девушка в цвету»

1738
Вроде все друг друга обворовамши, а вроде все при своем. Более или менее. Это, как выражается Никита Иваныч, стихийное перераспределение личного имущества.
«Кысь»

1739
О, если бы она могла стать не случайной, зыбкой подругой, а полновластной хозяйкой, положить Гришуню в сундук, пересыпать нафталином, укрыть холщовой тряпочкой, захлопнуть крышку и усесться сверху, подергивая замки: прочны ли?
«Невидимая дева»

1740
Равнодушие природы — залог спасения от любви, обещание, что все пройдет, и любовь тоже пройдет.
«Девушка в цвету»

1741
В общем и целом жизнь счастливая. Всё хорошо. Ну, почти всё. Ночью Бенедикт просыпался с непривычки, сначала не мог понять: где это я? — горница большая, окна от луны светлые, и полосы от того света на полу лежат половичками. Рядом сопит кто-то. А, это я женатый…
«Кысь»