Николай Васильевич Гоголь

3108
Москва женского рода, Петербург мужеского. В Москве всё невесты, в Петербурге всё женихи.
«Петербургские записки 1836 года»

3109
Трудно схватить общее выражение Петербурга. Есть что-то похожее на европейско-американскую колонию: так же мало коренной национальности и так же много иностранного смешения, ещё не слившегося в плотную массу.
«Петербургские записки 1836 года»

3110
Уже лет пять, как мелодрамы и водевили завладели театрами всего света. Какое обезьянство!
«Петербургские записки 1836 года»

3111
Непостижимое явление: то, что вседневно окружает нас, что неразлучно с нами, что обыкновенно, то может замечать один только глубокий, великий, необыкновенный талант. Но то, что случается редко, что составляет исключения, что останавливает нас своим безобразием, нестройностию среди стройности, за то схватывается обеими руками посредственность.
«Петербургские записки 1836 года»

3112
Странное сделалось сюжетом нынешней драмы. Всё дело в том, чтобы рассказать какое-нибудь происшествие, непременно новое, непременно странное, дотоле неслыханное и невиданное: убийство, пожары, самые дикие страсти, которых нет и в помине в теперешних обществах! Как будто в наши европейские фраки переоделися сыны палящей Африки. Палачи, яды — эффект, вечный эффект, и ни одно лицо не возбуждает никакого участия!
«Петербургские записки 1836 года»

3113
Спокоен и грозен великий пост. Кажется, слышен голос: «Стой, христианин; оглянись на жизнь свою».
«Петербургские записки 1836 года»

3114
Сильно люблю весну. Даже здесь, на этом диком севере, она моя. Мне кажется, никто в мире не любит ее так, как я. С нею приходит ко мне моя юность; с ней мое прошедшее более чем воспоминание: оно перед моими глазами и готово брызнуть слезою из моих глаз.
«Петербургские записки 1836 года»

3115
Я разгадывал науку весёлой и счастливой жизни, удивлялся, как люди, жадные счастья, немедленно убегают от него, встретившись с ним…